— Не нравится мне эта троллейбусно-кондукторная тема, — нахмурился он.
— А я и не обязана говорить только то, что нравится тебе, — парировала Ольга.
Они замолчали. Игорь доел салат. Потом достал из дипломата сверток и передал ей. Оля развернула. Это было ее платье. То самое.
— Ты же купил его своей девушке.
— Это не моя девушка, — улыбнулся он, — я купил его тебе.
— Зачем?
— Оно тебе идет. Скоро ты сможешь его надеть. Сколько осталось?
— Семь недель. Торопишься одеть меня на панель? Спасибо за подарок.
Да что это с ней? Он впервые пытается с ней поговорить, а она все портит.
Где-то у соседей заиграла музыка — новая лирическая песня, очень модная, самый свежий хит.
— Потанцуем? Я тебя приглашаю.
Ольга пожала плечами, но встала. Игорь бережно обнимал ее за плечи, из-за выпирающего живота они танцевали на некотором отдалении друг от друга. Это был их первый танец. Но малышу внутри нее не понравилось столь тесное прикосновение, и он взбрыкнул.
— Ого, какой сильный, — засмеялся Игорь, и голос его был таким счастливым, что Оля подняла к нему лицо, вглядываясь. А он поцеловал ее, так поцеловал, как ей раньше мечталось, — нежно, страстно, бережно. Музыка закончилась, а они все стояли, обнявшись.
Это был самый лучший, самый романтический вечер. Однако назавтра почему-то все стало по-прежнему. Он так же приходил поздно, не ужинал и сразу шел спать. А потом вообще не пришел ночевать. Эту ночь Оля спала плохо. Все прислушивалась, не заскрипит ли входная дверь. На следующий день он тоже не явился и не позвонил. Оля и нервничала, и злилась. Ведь можно хотя бы предупредить! А вдруг действительно что-то случилось? Сейчас и убить запросто могут!
Он появился на четвертый день — живой и здоровый. Оля стирала в ванной. Она повернулась в его сторону, когда он вошел, но ничего не сказала, а, поджав губы, продолжала стирать.
— Пошли чай пить, — через минуту позвал он, — я торт принес.
Ольга никак не отреагировала.
— Мама, пошли есть торт, — скомандовала Лиза и потащила Ольгу в кухню. Там она получила от Игоря самый красивый кусок с розочкой.
— Ой, там «Санта Барбара» началась, — через минуту всполошилась Лиза и умчалась с тортом в комнату.
— Я не буду, — отодвинула Оля свой кусок, — и так, боюсь, раскормила его как слона. Не разродишься потом.
— Разродишься, куда ты денешься, — улыбнулся Игорь.
Но Ольга не склонна была шутить.
— Ты мог хотя бы позвонить?
— Так получилось, что не смог.
— Если ты ездил к жене, то разве там не было телефона?
— Я ездил не к жене, но и ты мне не жена, так что оставь свой тон, — недовольно поморщился он.
— Ты живешь в моем доме, — начала заводиться она, — это элементарная вежливость. А то сиди и думай, не зарезали ли тебя в парадном.
— Я сам кого хочешь зарежу, — усмехнулся он.
— Откровенное заявление. Вот что значит — пускать незнакомого человека в дом…
— Или в постель… — Теперь он был тем неприятным Игорем, который изводил ее насмешками. — Но мне приятно, что ты волновалась обо мне.
— Да пошел ты…
— Жаль, что ты почти на сносях, а то получила бы за свое «пошел», — жестко сказал он, но Ольгу это не остановило.
— Слушай, не умеешь себя вести, так выметайся отсюда. Устроил себе ночлежку!
— Отчего ты бесишься? Ревнуешь, что ли? — Он откровенно издевался.
— Да нужен ты мне! Я не понимаю, почему ты сюда таскаешься? Это мой ребенок, мой и только мой! Я могу записать его на свою фамилию, и ты вообще не будешь иметь на него прав. Так что не надейся.
— И все из-за того, что я не ночевал три ночи, — вздохнул с улыбкой Игорь. — Представляю, каково жилось твоему мужу. Не зря он сбежал!
— Догнать не хочешь?
— Если ты еще раз скажешь это, я уйду и больше не приду.
— Ну и уходи! Мне вообще непонятно, зачем ты здесь живешь, раз…
— Раз не пристаю к тебе? Это ты хотела сказать?
— Нет.
— Это. Так вот, я, по твоему выражению, таскаюсь сюда не из-за безумной любви к тебе, как ты решила. А из жалости.
— Что?
— А ты как думала? Что ты единственная и неповторимая? Я катаюсь сюда через весь город и сплю на твоем горбатом диванчике из жалости. Чтобы вы с дочкой с голоду не умерли, чтобы ты не родила на улице, когда упадешь еще раз, чтобы не наделала глупостей от отчаяния!
— Все ясно. — Ольга поднялась, и голос ее зазвенел. — Я не нуждаюсь в твоей жалости. Это я тебя пожалела, думала, тебе правда негде жить.
— Неужели я похож на мужчину, которому негде ночевать? Или у которого нет женщин?
— Убирайся, и чтобы я тебя не видела! Я ненавижу тебя и никогда не позволю даже подойти к моим детям.
— Оля! — Его лицо стало серьезным, он попытался взять ее за руку.
— Выметайся! — одернула она руку. — Немедленно! Я сошла с ума, если после всего терплю тебя в своем доме!
— Ты пожалеешь.
— Ты что, оглох? — И она швырнула торт со стола. — Убирайся!
Торт разлетелся на куски, хлопья крема испачкали стены и занавески.
— Ну, ты и стерва, — только и сказал он. Хлопнула дверь, и она поняла, что он больше не придет.
Маша поехала к родителям одна. Павел сослался на какие-то срочные дела и отказался ехать. А она его и не уговаривала. Слава Богу, хоть перестал таскать ее к своим, она уже не могла выносить слащавой наигранности Веры Васильевны, своей свекрови. Та все время пыталась чем-нибудь занять их, как детей: играми, шарадами, тестами. Иногда это было даже забавно — но постоянно! Они же взрослые люди. Неужели нельзя просто поговорить? Маша неизменно проигрывала в играх и набирала меньше всех баллов в тестах.